Игорь Панкратенко: «Крах Мурси». Информационно-аналитическое издание «Столетие», 4 июля 2013
4 июля 2013 г.
Армия отстранила от власти и задержала президента АРЕ
Мухаммед Мурси все еще клялся, что не уйдет и будет «стоять до конца», канал «Аль-Джазира», поддерживавший главу государства все время его пребывания у власти, еще сообщал о массовых молениях в поддержку египетского президента, а военные тем временем уже начинали методично брать под контроль ключевые объекты Каира, Порт-Саида, Александрии…
Никто не скрывал своих намерений - ни «братья-мусульмане», ни оппозиция. Переворот происходил в условиях полной информационной открытости. И он произошел, потому как «керенщина» неизбежно должна пасть, а никакой другой аналогии, кроме как с Александром Керенским, в истории с Мурси не возникает…
В принципе, в истории нынешнего египетского переворота практически нет закрытых страниц.
Мурси - уникальный политик: он умудрился сплотить против себя практически всех - и внутри страны, и во внешнем мире.
Свое обращение к нации министр обороны Египта Абдель Фаттах ас-Сиси зачитывал в присутствии имама крупнейшего в мире исламского университета Аль-Азхар шейха Ахмеда ат-Тейиба, главы коптской церкви папы Тавадроса II и одного из лидеров оппозиционного Фронта национального спасения Мохаммеда аль-Барадеи. Одним из первых, кто поздравил нового египетского «временного президента» Адли Мансура, был король Саудовской Аравии Абдалла ибн Абдель Азиз. А Вашингтон, хоть поздравлений и не направлял, уже сообщил о готовности предоставить новому египетскому руководству «всемерную поддержку».
Любой переворот, как правило, предполагает некую потаенную подоплеку. Разумеется, она была и в данной истории. Но о ней – чуть позже. Сначала стоит сказать о главном, о египетской экономике - как основном противнике М. Мурси и «братьев-мусульман». В период «арабской весны» об экономических ее причинах говорилось достаточно много. «Обнищание масс», «отсутствие социальных лифтов» и прочее.
Но фундаментальные причины экономического кризиса были куда глубже тех, о которых рассказывали. Имя им – либерализация. Хозяйственное развитие Египта - а равно и других стран региона - имеет два ограничителя: высокий прирост населения и нехватку пригодных к обработке земель.
Столь приземленные материи, как «пахотные земли» в наш век «виджетов» и «гаджетов» обсуждать нынче как-то и неловко, а зря. Эти ограничители существовали и при Гамале Абделе Насере, и при Анваре Садате, и при Хосни Мубараке. Никуда не делись при Мухаммеде Мурси, и в полный рост готовы встретить новых египетских лидеров.
Со времен Насера, теперь почти забытых, Египет пытался удержать некий хрупкий баланс экономической стабильности через сложную систему продовольственных дотаций для городского населения, субсидий сельского хозяйства и системы принуждения феллахов к выращиванию определенных, в частности, зерновых культур, чтобы хоть как-то гарантировать продовольственную безопасность и социальную стабильность.
Но уже при Садате наступило время либерализации, модернизации и инноваций по рецептам американского Агентства международного развития и Международного валютного фонда.
Была поставлена задача ограничить вмешательство государства в сельское хозяйство, отменить субсидии и отказаться от государственного контроля посевов. А там – «невидимая рука рынка» все сделает сама.
Естественно, что в свете таких неолиберальных взглядов изменилась и концепция продовольственной безопасности Египта. Обеспечение потребностей за счет внутреннего производства было признано ненужным, а развивать теперь следовало те отрасли, которые обладали конкурентным преимуществом на мировом рынке – туризм и все, с ним связанное. Ну и уж, коль пошла такая либерализация, то заодно сняли ограничения на экспорт сельхозпродукции. Египетские феллахи, ознакомившись с мировыми ценами, переключились на то, что давало наибольший доход – ранние овощи для Евросоюза, апельсины и прочее.
Заветная цель реформаторов, сближение внутренних и внешних цен на продовольствие, становилась все достижимее, а по стране в 2008 прошлась первая волна голодных бунтов, логическим завершением которой стало свержение Мубарака.
Но оно никоим образом не привело к осмыслению и изменению экономической ситуации, в которой находилась страна. А суть этой ситуации заключалась в том, что вся экономика к этому времени держалась на внешних дотациях - тех же США - и туристическом секторе, который накануне «арабской весны» был источником занятости для четырех миллионов египтян и кормил членов их семей. Аккурат после революции начало лихорадить и этот сектор. Если курортные приморские центры еще как-то держались, то «культурно-познавательному» туризму приходил конец. Сразу после революции ежемесячно отрасль теряла по миллиарду долларов.
Ну, а заявления «исламистов», победивших на парламентских выборах, о таких новациях, как разделение пляжей на мужские и женские, запреты на продажу алкоголя и ношение бикини, совместное проживание в гостиницах пар, которые не в состоянии подтвердить, что официально состоят в браке и так далее добивали отрасль окончательно.
Чтобы спасти положение, Мурси и его команда прибегли к внешним заимствованиям. В январе 2013-го Катар, уже вложивший 2,5 миллиарда долларов в 2012 году, заявил о предоставлении Каиру 1 миллиарда в качестве безвозмездной помощи и еще 1,5 миллиардов в виде займа. О готовности предоставить Египту в виде займа 2 миллиарда долларов заявила и теперь уже «демократическая» Ливия. О списании Египту долга в размере 1 миллиарда долларов объявил Вашингтон, а представители Белого дома заверили Мурси в том, что будут рекомендовать МВФ «положительно рассмотреть вопрос о выделении Каиру кредита в 5 миллиардов долларов».
Проблема в том, что деньги уходили на выполнение многочисленных предвыборных обязательств, оплату лояльности, а никак не на исправление последствий либерализации.
В экономическом плане «братья-мусульмане» оказались полностью несостоятельны, не сумев предложить хоть сколько-нибудь внятную экономическую программу, альтернативную той, которая была навязана Западом и привела Египет к кризису.
Интересно, что команда Мурси наличие кризиса в стране осознавала. Но была уверена, что может ничего не делать, потому как внешние силы, США и монархии Залива, будут эту команду, отчего-то отождествлявшую себя со всем Египтом, вытаскивать из самой глубокой пропасти. Ход рассуждений на эту тему новыми руководителями особо и не скрывался: «Египет слишком важен для США, чтобы допустить в нем нестабильность. Потому – давайте деньги, без предварительных условий и требований к нашей внутренней политике». Интересы же Вашингтона в Каире были определены предельно четко. Во-первых, контроль над Суэцким каналом, во-вторых, военно-техническое сотрудничество и рынок оружия, в–третьих – соблюдение Кэмп-дэвидских соглашений и обеспечение безопасности Израиля.
Мурси, пытаясь вести равноправный, как ему казалось, диалог с Вашингтоном, не понимал простой вещи. Все эти интересы США обеспечивает, в первую очередь, египетская армия. И без контроля над ней «братья-мусульмане» американцам просто не интересны. Если те же саудиты или Катар могли давать Каиру деньги из «идеологических соображений», то Вашингтону финансировать тех, кто рассматривает шариат в качестве источника законодательства, кто не в состоянии контролировать джихадистов, расползающихся по Синаю, да еще и пытается проводить некую «особую внешнюю линию», нет никакого резона. Проще дать деньги военным напрямую, что, собственно, Соединенные Штаты и решили сделать.
Вопрос контроля над армией был ключевым для Мурси и его команды. Либо полное подчинение, либо потеря власти. Но президент, похоже, просто этого не понимал. Многие полагали, что раз президенту удалось назначить министром обороны «лояльного» генерала Сиси, то контроль над вооруженными силами у «братьев» уже в кармане. Особенно умиляли слухи о том, что Абдель Фаттах ас-Сиси является религиозным консерватором, и вообще, он «тайный брат-мусульманин» чуть ли не со времен Садата и своей работы военным атташе в Саудовской Аравии.
Впрочем, если некие сомнения в лояльности военных все же существовали, то их разрешение было оставлено «на потом». Пока же Мурси решил просто купить эту лояльность, выведя вооруженные силы из-под контроля нового парламента и предложив создать еще один орган: Национальный совет безопасности. Именно он и должен решать все вопросы, связанные с армией, в том числе – определять военные расходы.
Фактически это означало, что огромная финансовая империя, именуемая египетскими вооруженными силами, которая контролирует, по разным оценкам, от 15 до 40 процентов экономики страны, получала независимость от Мурси и правящей партии.
Ответные уступки военных были потрясающе скудны. Членам «братьев-мусульман» было разрешено поступать в военные учебные заведения и «знакомить военнослужащих со своими взглядами в воинских частях». А когда египетское руководство попыталось поставить под контроль разведку, военные сказали решительное «нет», выведя из-под его контроля еще и спецслужбы. Мурси осталось довольствоваться только МВД.
Да, египетские вооруженные силы – это настоящая финансовая империя, обладающая огромными активами, от недвижимости до гипермаркетов вроде «Бадра» в Суэце, где весь персонал является военнослужащими. И вполне понятно, что как только действия Мурси и «братьев-мусульман» в экономике начали создавать проблемы для доходов этой империи, она тут же скинула тонкое покрывало лояльности, сместив президента под предлогом «защиты безопасности египетского народа». Хотя раньше за ними такой тяги к защите не наблюдалось: взяв в январе под «технический контроль» города Суэцкого канала они больше охраняли не безопасность граждан, а самих себя и свою недвижимость. Но ведь и вопрос об угрозе доходам тогда так остро не стоял. Свои безрассудством в вопросах экономики Мурси его поставил.
Интересно и то, что сами египетские военные, как и в минувшую «»арабскую весну», к публичной власти не стремятся. И не в силу природной скромности, а по вполне очевидным финансовым причинам. Миллиард триста миллионов долларов, запланированных Вашингтоном на помощь египетской армии, могут «зависнуть», потому как конгресс вполне способен заблокировать предоставление помощи стране, в которой произошел военный переворот. Такие вот времена нынче в Америке: разгул толерантности и хаос политкорректности. Поэтому в перевороте военные повели себя предельно филигранно: сместив Мурси, тут же отошли в сторону, уступив штатским сомнительное право перегрызться за плоды победы.
Когда часы уже показывали Мурси «без пяти двенадцать» и становилось ясно, что ни Вашингтон, ни Эр-Рияд обанкротившуюся команду спасать не будут, экс-президент и его команда решились на геополитический финт, предложив «особые отношения» России.
19 апреля Мурси прибыл на переговоры в Сочи. Причем и здесь ставшая привычной «керенщина» присутствовала в полном объеме: Мурси и команда льстили и соблазняли.
Льстили заявлениями, мол, что «Россия является очень важной страной для нас», «Это традиционный и испытанный экономический партнер Египта». И более того: «Восстановившаяся после кризиса девяностых Россия может вновь стать стратегическим партнером Египта и всего арабского мира в противовес чрезмерному влиянию в регионе американцев»
Соблазняли обещаниями больших закупок зерна, рынком газа и участием в модернизации десятков различных заводов, построенных еще СССР, в том числе - крупнейшего в стране Хелуанского металлургического комбината.
Пафос достиг невиданных высот: «Мы нуждаемся в силе России на Ближнем востоке и в укреплении союза между арабами и Москвой, это то, что сможет уравновесить стратегическое партнерство между Вашингтоном и Тель-Авивом».
Попытка не удалась. Обещая «чудеса Египта», Мурси решил оказаться хитрее всех, и заодно восстановить свое реноме в глазах Запада и саудитов. Проще говоря, в обмен на всяческие преференции и «стратегическое партнерство» от России требовалось изменить свою позицию в отношении Сирии. Естественно, в приемлемую для Вашингтона и Эр-Рияда сторону. Собственно, на этом все и закончилось, и ничего, кроме холодной вежливости, в Сочи Мурси не получил. Уже тогда было понятно: вести переговоры с ним в расчете на какие-то серьезные политические соглашения – дело для Москвы дело пустое, разве что протокол соблюсти.
Практически все российские позиции в Египте уже потеряны, новое правительство, кто бы его ни сформировал, будет твердо ориентировано на Запад.
Ну а курорты – они никуда от россиян не денутся, потому как для либерализованной экономики Египта доллар и впредь будет весить куда как больше «особой позиции».
Несостоятельность Мурси и его команды в экономике и политике была вполне очевидна и сторонним наблюдателям, и самим египтянам. По большому счету, «братьям-мусульманам» так и не удалось занять командных высот в Египте и поставить под свой контроль хоть что-то более или менее серьезное. Как следствие – в стране сформировалось масштабное оппозиционное движение, в котором слились и светские, и религиозные элементы. Проблема одна: единственное, что его объединяет – это ненависть, разочарование и неприятие Мурси. Это значит, что Египет вступил в новый этап передела власти. Да, политические элиты смогут договориться между собой достаточно быстро. Но джинн религиозного радикализма, выпущенный «братьями-мусульманами» - пусть они и пытались от него дистанцироваться - так просто с политической арены не уйдет. Сегодня военными проводятся аресты активистов «братьев-мусульман», только по «первому списку» выдано около трехсот ордеров. Но как бы ни было незначительным проникновение их в армию и МВД, оно все же имело место быть.
В случае перехода «братьев-мусульман» на привычное им нелегальное положение - к тому все идет - Египет столкнется с новой волной террористической активности.
Впрочем, судя по тому, как категорически Вашингтон отказывается назвать произошедшее в Египте «военным переворотом», по тому, как быстро он заявил о готовности оказать всевозможную помощь новому египетскому руководству, к ее предельно жесткому подавлению египетскими военными и силами безопасности США уже «морально готовы».
Игорь Панкратенко - советник директора Института внешнеполитических исследований и инициатив, шеф-редактор журнала «Современный Иран»